ABTOP: В.Ушаков
Говорить об идее «народа земли» намного сложнее, ибо она в явной форме почти не выражена, настолько голос власти перекрывает звучание собственных идей «народа земли». Они чаще всего фрагментарны, да и эти фрагменты, по сути, приходится угадывать.
Отношение к государству у «народу земли» не столь однозначное, как пытается это выдать миф о государстве.
Довольно часто прослеживается логика ухода от государства. Время только изменилось, не стало свободных земель, и уход этот вырос в дистанцирование от государства. Оно само по себе, мы - сами по себе. А власть - это данность, которую нельзя изменить. Даже такой афоризм, что жестокость законов государства российского восполняется необязательностью их исполнения, как раз ближе к логике ухода, чем к отсутствию правовой традиции. Если над законом возвышается воля государства, то какой смысл исполнять законы, раз они не высшая инстанция и этой волей могут быть отменены. Это его (народа власти) законы, вот пусть он по ним живет и их исполняет. Но этот уход, конечно, до тех пор, пока государство вновь не настигает «беглый» народ. Ведь в таком уходе заложена для народа власти угроза зарождения потенциальной самоорганизации общества, что он допустить не может и с чем ведет беспощадную войну во имя собственной госбезопасности.
А идея воли-волюшки ближе народу земли, чем идея свободы, втиснутой в рамки тех или иных законов, что он и реализует в уходе от государства.
Есть, конечно, в народе земли тот слой, который пытается проникнуть в народ власти, но отнюдь не для того, чтобы представлять в ней народный элемент. Как раз наоборот, порвав со своими корнями, он занимает низшую строчку в табели о рангах, в надежде когда-либо подняться по этой табели наверх. Но без возрата обратно в народ земли.
Дистанция, пролегающая между двумя народами, и постоянный исход одного из них, порождает то, что не формируется в «народе земли» идея государства, которая в той или иной мере могла бы соответствовать идее государства общенародного (не окрашенного в разные «измы», а напрямую могущего собирать в себе народную волю). Как и идее контроля над государством в том или ином виде тоже не суждено было состояться. В принципе оно и понятно, будучи органичным по своей природе «народ земли» больше обращен к «почве», к своему труду на ней, к волюшке-воле, к духовной ипостаси наконец, но не к идее социальной организации. Простор земли русской не обращал как бы к необходимости искать способы уживаться на одной тесной коммунальной кухне. Но так как для самовызревания этой «почвы и духа» до форм общественного обустройства простора историей дано не было, то и имеем то, что имеем. Чтобы собрать под свои нужды такой вольный народ в единое целое, государство и крестило его каждый раз беспощадной рукой в разные веры, нисколько не считаясь с его собственными верованиями, но насаждая свои мифы.
Есть и другая внутренняя идея. «Народ земли» не знает национального обособления, он всех принимает под свое крыло, но и сам готов стать этим всем, легко входя в другие народы, принимая их такими, какие они есть. Нет жесткости противостояния «свой-чужой». С одной стороны это качество замечательно своим вселенским всепринятием и позволяет бесконфликтно уживаться с теми или иными народами на одной земле, но с другой – оказывается беззащитным при попытке уже изнутри обособиться тому или иному «народу». И хоть чужого нам не надо, а свое не отдадим, но готовность свое защищать проявляется лишь при внешней угрозе.
Полагается, что главным ядром «народа земли» является его духовная ипостась, которая в той или иной мере выражена в его культуре. Но дух не поддается земному измерению, он идеален по своей природе. В этом еще одно проявление органичности «народа земли», который отнюдь не ищет воплощения собственного духа в религиозных догмах и каких-то доктринах, но питается напрямую от «земли». Воспринять его можно, можно учуять его столь же напрямую, но вот общество выстроить на его основе крайне проблематично. Нет в нем лесенки, спускающей с небес на землю, на реальную, а не «духовную».
Получается, что идеи народа земли повернуты к миру совсем другим ликом, чем идеи народа власти. Но, тем не менее, живем мы в одном государстве.
